Здравствуй, Эфи, любительница морских гадов
Но в целом, всё настолько охуенно, что мне даже сложно себе это вообразить. Хотя, вроде, происходит.
Я стараюсь просыпаться к шести.
Обычно к семи или семи тридцати, в зависимости от того, проспал Корби сегодня или нет, и во сколько едет он на работу. Едет - звонит мне, будит.
К восьми в библиотеку. Это как на любимую работу, только круче.
К 11 на лекцию. Обычно одну единственную, но божемой, это же иврит. Или иерусалимский семинар. Или туторат по ивриту. Или ислам.
Обед в столовой со студентками-руссистками, или студентами-политологами, ибо именно среди них у меня больше всего знакомых.
Работа. Работа, Работа. Работа.
У меня есть снова работа, но я на ней не выматываюсь, так что я пока не решила - любимая она или нет.
Снова библиотека. Трамвай.
Йогурт, яблоко, позвонить спящему телу по имени Корби и полчаса щебетать под мирный храп о том, что же такого мега крутого я сегодня узнала.
Периодически на меня накатывает и я ругаюсь, потому что он просто физически не способен понять моих восторгов. На что он мне уже однажды сказал: "Я просто горжусь тобой, и всё".
Далее по плану умереть. Зато на двухспальной кровати.
Но вообще библиотека круглосуточно, так что студентам-медикам не приходится отрываться от своих анатомических атласов, они на них же и спят. Потом учат. Милашки.
Я безнадёжно влюблена в каждую книгу, мимо которой прохожу, в философском отделе.
И редко какая не вызывает у меня желания её прочитать.
Но я читаю только безграничные статьи на английском из какого-нибудь тома Энциклопедии Иудаики. Это как Большая Советская, только новая и... Иудаика.
И в библиотеке всегда абсалютная тишина. Мне стыдно сейчас набирать этот текст, это громко.
Вчера я написала впервые в жизни на иврите своё имя и фамилию, и Фрау Оберхенсли сказала, что я красиво пишу. И без ошибок. Но под М можно поставить огласовку.
Каждый раз, когда я заново прохожу ивритский алфавит, мой мир становится на ровно 22 буквы больше, и это непередаваемые ощущения.
Я почти запомнила огласовки, их названия. Фрау Оберхенсли ругается и кричит, что точек и чёрточек для неё не существует, У НИХ ЖЕ ЕСТЬ ИМЕНА!
И все еврейские месяца тоже запомнила. Почти.
Покрасила ногти в любимый оттенок бордового.
Скоро Новый год.
Я стараюсь просыпаться к шести.
Обычно к семи или семи тридцати, в зависимости от того, проспал Корби сегодня или нет, и во сколько едет он на работу. Едет - звонит мне, будит.
К восьми в библиотеку. Это как на любимую работу, только круче.
К 11 на лекцию. Обычно одну единственную, но божемой, это же иврит. Или иерусалимский семинар. Или туторат по ивриту. Или ислам.
Обед в столовой со студентками-руссистками, или студентами-политологами, ибо именно среди них у меня больше всего знакомых.
Работа. Работа, Работа. Работа.
У меня есть снова работа, но я на ней не выматываюсь, так что я пока не решила - любимая она или нет.
Снова библиотека. Трамвай.
Йогурт, яблоко, позвонить спящему телу по имени Корби и полчаса щебетать под мирный храп о том, что же такого мега крутого я сегодня узнала.
Периодически на меня накатывает и я ругаюсь, потому что он просто физически не способен понять моих восторгов. На что он мне уже однажды сказал: "Я просто горжусь тобой, и всё".
Далее по плану умереть. Зато на двухспальной кровати.
Но вообще библиотека круглосуточно, так что студентам-медикам не приходится отрываться от своих анатомических атласов, они на них же и спят. Потом учат. Милашки.
Я безнадёжно влюблена в каждую книгу, мимо которой прохожу, в философском отделе.
И редко какая не вызывает у меня желания её прочитать.
Но я читаю только безграничные статьи на английском из какого-нибудь тома Энциклопедии Иудаики. Это как Большая Советская, только новая и... Иудаика.
И в библиотеке всегда абсалютная тишина. Мне стыдно сейчас набирать этот текст, это громко.
Вчера я написала впервые в жизни на иврите своё имя и фамилию, и Фрау Оберхенсли сказала, что я красиво пишу. И без ошибок. Но под М можно поставить огласовку.
Каждый раз, когда я заново прохожу ивритский алфавит, мой мир становится на ровно 22 буквы больше, и это непередаваемые ощущения.
Я почти запомнила огласовки, их названия. Фрау Оберхенсли ругается и кричит, что точек и чёрточек для неё не существует, У НИХ ЖЕ ЕСТЬ ИМЕНА!
И все еврейские месяца тоже запомнила. Почти.
Покрасила ногти в любимый оттенок бордового.
Скоро Новый год.